Швейцарская политика. Машина для голосования

Являясь федеративным государством, Швейцария имеет двухпалатный парламент: Национальный совет, состоящий из двухсот депутатов, представляет граждан страны (на одного депутата приходится двадцать семь тысяч избирателей), а Совет кантонов, насчитывающий сорок шесть мест, представляет кантоны. При этом каждый кантон делегирует в этот Совет двух членов, а полукантон — одного. Пятипроцентного барьера на выборах де-юре не существует, однако кандидатам нужно набрать 40-50% голосов, чтобы получить свой мандат, если кантону отводится в верхней палате всего одно место. Каждый кантон соответствует избирательному округу.

Кантон Цюрих имеет в Национальном совете тридцать четыре места, а трехпроцентный барьер довольно легко преодолевают даже небольшие партии, поэтому в выборах здесь участвует со своими списками множество политических партий и объединений (например, в 2002 году их было тридцать четыре). Национальный совет и Совет кантонов образуют вместе Федеральное собрание.

Все депутаты, его члены, работают не на профессиональной основе. Швейцарский парламент можно в этом смысле назвать «милицейским», подобно тому, как швейцарская армия формируется по милицейскому принципу. Депутаты съезжаются в бернское здание Федерального собрания четыре раза в год, сессия длится три недели.

Здесь они ведут дебаты, готовят решения и голосуют за них, получая весьма скромное вознаграждение. Тем не менее место в Федеральном собрании бывает очень доходным, если, конечно, не проявлять чрезмерной щепетильности.

Едва получив депутатский мандат, народный избранник сразу же может быть избран в наблюдательный совет какого-либо банка, строительной фирмы или химического концерна. Одновременное членство в пятнадцати наблюдательных советах не редкость.

Каждое ежегодно приносит около сорока тысяч франков, так что считайте сами! Естественно, эти деньги приходится отрабатывать. Поэтому есть основание предположить, что важные решения принимаются не в парламенте, а на верхних этажах крупного бизнеса, поступая оттуда на утверждение в парламентские комитеты и комиссии.

Впрочем, то же самое встречается и в иных странах. Итак, Швейцария — страна демократическая. Разумеется, со своими особенностями.

Швейцарский народ считается сувереном, ибо он определяет судьбу большинства изменений в конституции и законодательстве. Различаются обязательные и факультативные референдумы. Если парламент принял закон, который вступает в силу без общенародного голосования, то такого голосования можно добиться с помощью сбора подписей.

Использование атомной энергетики, ширина грузового автотранспорта (в 1990 году нормативные 2,30 м были увеличены до 2,50 м), прерывание беременности, обустройство туристических пешеходных троп, строительство газового завода или дома для престарелых, уложение о строительных зонах, единые даты начала учебного года, бюджетная поддержка отечественного кинопроизводства и рок-музыки, переход на летнее время, образование нового кантона (пример Юры), повышение окладов для политиков, содержание крупного скота без света — швейцарские граждане идут к урнам, чтобы положить туда бюллетень со своим мнением по тому или иному вопросу. За исключением, разумеется, военных расходов, хотя многих не покидает чувство, что наверху все решают по собственному усмотрению.

Это не далеко от истины, поскольку имеется множество трюков и особых положений, чтобы обойти волеизъявление народа. Помимо референдума у граждан есть еще одно весомое право, а именно сбор подписей, посредством которого можно добиться внесения конституционных поправок, для чего необходимо набрать не менее ста тысяч подписей по всей Швейцарии.

Это называется «народной инициативой». А вот изменение законодательства всегда осуществляется через парламент. Поэтому швейцарская конституция до известной степени перегружена.

В конституции записано, например, что уход за пешеходными туристическими тропинками возложен на федеральные органы, так как данное требование было выдвинуто народной инициативой, получившей соответствующее одобрение. Если парламент (а ему, понятным образом, не нравятся народные инициативы, поскольку он сам хочет менять законы или вносить конституционные поправки) намерен торпедировать народную инициативу, то у него под рукой есть такое испытанное средство, как «встречное предложение»: компромиссный вариант, призванный лишить инициативную группу массовой поддержки.

Стандартная аргументация такова: «Постановка вопроса по существу правомерна, однако содержание народной инициативы не вполне адекватно заявленной цели». Делается это в надежде на раскол среди сторонников инициативы, тогда различные группировки взаимно заблокируют друг друга, и все останется по-прежнему.

Но самым, весомым аргументом оказывается цена вопроса: «Мы не против реформы, но во что она обойдется! Отказ от армии?

Но чего будет стоить утилизация вооружения и где взять средства на пособия для военных, которые не сумеют найти работу?» Когда в кантоне Цюрих — в рамках наведения единообразия по всей стране — обсуждался перенос начала учебного года с весны на осень, то противники (ими были многие из учителей) сразу предъявили подсчеты, согласно которым на переходный период учебный год якобы удлинится на шесть месяцев, то есть надо умножить шесть месяцев на шесть тысяч учителей и шесть тысяч франков ежемесячного оклада. Получается двести шестнадцать миллионов одних только дополнительных выплат учителям.

Но референдум в Цюрихе все-таки состоялся. Большинством всего в сто тридцать три голоса он принял решение о переносе начала учебного года на осень.

Тогда был учрежден общественный «Комитет 133», добившийся нового референдума, пересмотревшего ранее принятое решение, что крайне раздосадовало несколько других кантонов, которые с оглядкой на Цюрих уже перенесли начало учебного года на осень. Цюриху пришлось затевать очередной референдум, опять-таки проголосовавший в пользу осени.

Перетягивание каната длилось около десяти лет. В конце концов реформа состоялась, Цюрих справился и с ее финансированием, поскольку учителям — вопреки распущенным слухам — вовсе не полагалось какое-то дополнительное полугодовое жалованье. Есть еще надежный способ торпедировать народное волеизъявление.

Это обычная волокита. К ней прибегают в Швейцарии, пожалуй, даже чаще, чем в других странах.

Так до сих пор не принят закон о страховании на случай экологических катастроф или поправка о равноправии мужчин и женщин. И ничего! Ведь на голосование часто выносятся недоработанные законопроекты.

Разработкой или доработкой занимается Федеральный совет (правительство), а он затягивает неугодное ему дело до тех пор, пока все о нем забудут. В том числе и поэтому на референдумы приходят лишь около трети, а на выборы не более половины граждан, имеющих право голоса.

« П озаботься о себе, тогда будет забота о каждом! »-таким девизом руководствуются многие. Они не слишком интересуются происходящим вокруг, пока собственное материальное положение остается достаточно стабильным.

Писатель Петер Биксель однажды заметил: «Все, что относится к политике, для швейцарца — обуза». С одной стороны, интерес к политике снижается, а с другой — обыватель ею явно перегружен. Ведь четыре раза в год граждан приглашают к урнам, чтобы выяснить их мнение по вопросам общегосударственного характера.

Добавьте сюда кантональные или местные референдумы и выборы. Но что может сказать рядовой гражданин о проблемах реорганизации судоустройства и координации взаимодействия судебных органов на кантональном и местном уровне?

Что придет в голову простому обывателю по поводу «Закона о правилах изменения фамилии при усыновлении или удочерении»? Ему остается надеяться, что все как-нибудь образуется.

Французская пресса назвала швейцарский народ «машиной для голосования». Злые языки и вовсе говорят о «стаде избирателей», которые тупо бросают в урны бюллетени с решениями, продиктованными лозунгами политических партий в ходе агитационных кампаний.

Впрочем, на суд народа выносятся и проблемы, вызывающие поистине бурю эмоций. Тогда складывается впечатление, что люди действительно разобрались в сути дела или, по крайней мере, сформировали собственное мнение. Но результаты оказываются порой весьма неожиданными.

Так, например, отклонены: вступление в ООН и Европейский Союз, введение сорокачасовой рабочей недели, снижение пенсионного возраста (эта инициатива была якобы выдвинута «левыми экстремистами»), установление срока для разрешенных абортов, участие работников в управлении предприятием, запрет атомных электростанций, ликвидация армии. Последняя тема показала, что приятными бывают даже поражения. При сборе подписей инициаторы столкнулись не только с предвидимо агрессивным неприятием, но и с неожиданной симпатией.

Однако поддержки оказалось недостаточно, не говоря уж о противодействии со стороны политиков. Необходимые сто тысяч подписей удалось набрать с немалым трудом.

По мере приближения назначенной даты референдума становилось очевидным, что инициатива провалилась, поэтому «встречного предложения» даже не потребовалось. Зато теперь военным, к которым на некоторое время вернулась прежняя самоуверенность, пришлось объяснять, почему армия должна и дальше жить по старинке.

В конце концов треть проголосовавших высказалась за отмену армии. Явка составила 50%, а треть от них — эти примерно 16%. Получается, 84% швейцарцев полагает, что армию нужно сохранить в ее нынешнем виде.

Это ли не свидетельство доверия? Кстати, интерпретация результатов референдума и тех факторов, из которых сложилось большинство голосов, является едва ли не более важным делом, чем сам результат. У политиков есть еще одно замечательное оправдание собственного бездействия.

Оно называется «неприемлемость». Дескать, мы бы и рады наложить ряд ограничений на использование личного автотранспорта из соображений дорожной безопасности и экологии, ввести для женщин равную оплату за равный труд с мужчинами, расширить пешеходные зоны и так далее, однако глупый народ не принимает этого.

Выходит, будто сам народ обрекает политиков на пассивность или занятие мелкими проблемами. Словом, существенных положительных сдвигов ждать не стоит. Наилучшим доказательством тому служит само федеральное правительство.

Швейцария по существу обходится без президента. Семеро членов Федерального совета (правительства) делят между собой всю исполнительную власть, являясь с 1959 года выходцами из одних и тех же партий.

Согласно так называемой «магической формуле» департаменты (министерства) распределяются между христианскими демократами, либералами, социал-демократами и представителями Швейцарской народной партии. Тем самым четыре крупнейшие партии, за которые голосуют около 80% избирателей, образуют коалицию, нередко не имеющую поддержку в парламенте. Каждый законопроект, предлагаемый членом правительства (министром) парламенту, а в конечном счете — народу, обсуждается отдельно.

Провал законопроекта не влечет за собой «вотума недоверия», хотя, например, в Италии подобное событие тотчас обернулось бы отставкой правительства. В Швейцарии оно продолжает работать, будто ничего не случилось.

Когда член Федерального совета уходит, начинаются поиски преемника. Существуют определенные правила отбора.

Преемник должен быть выходцем из партии предшественника. Ему нельзя быть гражданином кантона, у которого уже есть представитель в правительстве. Недопустимо ухудшать сложившийся баланс конфессий.

Необходимо учитывать, как долго тот или иной кантон дожидается своего места в высшем органе исполнительной власти. А насколько способен к компромиссам новый кандидат? Его пол также играет немаловажную роль.

Кто на очереди, мужчина или женщина? Но сама «магическая формула» оказалась теперь под вопросом: лидер Швейцарской народной партии Кристоф Блохер заседает с 2003 года в Федеральном совете, являясь в зависимости от ситуации то партнером по коалиции, то ведущим представителем оппозиции. Члены Федерального совета не должны выносить на публику свои разногласия, которые, надеемся, у них все-таки имеются.

Это называется «принципом коллегиальности». Например, если министр энергетики считает необходимым отказаться от атомных электростанций, но большинство правительства не согласно с ним, то министр обязан, выступая перед парламентом или журналистами, говорить: «Федеральный совет принял решение дать отпор противникам атомной энергетики». Личное мнение министра остается для общественности неизвестным.

Впрочем, Кристоф Блохер, занимающий с 1 января 2004 года должность министра юстиции, не придерживается данного правила. Но обычный гражданин даже не помнит фамилий половины из действующих членов правительства.

Один из министров становится по очереди на год федеральным президентом. У него не появляется существенно больше властных полномочий, просто уплотняется рабочий график, так как чаще приходится исполнять представительские обязанности.

А пока народ потихоньку знакомится со своим президентом, двенадцатимесячный срок оказывается уже на исходе. Устройство власти, при котором оппозиция неотличима от правительства, делает особенно из социал-демократов образцовых пациентов для психоаналитиков. «Швейцарские социал-демократы.

— утверждает их еще более левый оппонент, — способны залезть в задницу к монарху, чтобы водрузить там красный флаг». Социал-демократическая партия Швейцарии действительно пытается быть одновременно и правящей, и оппозиционной. На протяжении уже трех десятилетий два социал-демократических министра соседствуют в правительстве с пятью министрами из буржуазного лагеря.

Однако социалисты по-прежнему уповают на то, что политические соперники пойдут навстречу их инициативам в обмен на готовность поддержать консервативные проекты других департаментов, возглавляемых буржуазными министрами. Но надежды тщетны.

Короче говоря, швейцарские социал-демократы такие же приспособленцы, как и всюду. Поскольку социалдемократические министры избираются буржуазным большинством парламента, блок буржуазных партий отдает, естественно, предпочтение тем, кто более других готов соблюдать «нормы приличия и принцип коллегиальности». Таковые всегда находятся.

Члены правительства ежегодно избираются парламентом, но министр покидает свой пост практически лишь тогда, когда ему эта должность прискучит. В недавнем прошлом имело место лишь одно исключение, коснувшееся Элизабет Копп. первой женщины-министра из богатой общины «Зумикон» под Цюрихом.

Эта дама с приветливой улыбкой кобры, юрист по образованию, решила выйти из тени своего супруга, известного адвоката Ханса В. Коппа. Он-то ее и подвел. Ловкий адвокат поддерживал тесные связи с ливанскими валютными спекулянтами, даже состоял членом наблюдательного совета одной из их фирм, против которой — для Швейцарии факт невероятный — было возбуждено уголовное дело об отмывании огромных сумм денег, поступающих от торговли наркотиками (тогда это еще не считалось прямым преступлением).

Когда информация о возбуждении дела дошла до министра юстиции, занимавшая этот пост госпожа Копп позвонила супругу и в «очень кратком», как она подчеркнула, разговоре предложила мужу выйти из наблюдательного совета указанной фирмы под предлогом «перегрузки». Оба супруга отмалчивались или юлили до последнего.

Наконец. Элизабет Копп признала поражение и даже попала под суд «за разглашение служебной информации».

После чего… была оправдана. А вы чего ждали?

Это ли не замечательное свидетельство корпоративного духа, столь характерного для Швейцарии! К тому же, будем откровенны: как же иначе ведущие политики сумеют обеспечить себе приличный уровень жизни? Новым и нетипичным для Швейцарии было то обстоятельство, что падение госпожи министерши привело к созданию Комиссии парламентских расследований, которая отнеслась к своей миссии со всей серьезностью.

Она изучила служебную деятельность госпожи Копп и почти случайно наткнулась на огромную картотеку, содержавшую около миллиона единиц хранения. Здесь фиксировался и подвергался контролю каждый гражданин, который желал хоть каких-либо перемен в стране. От организации «Женщины за мир» и инициативной группы «За создание школы продленного дня в Преттигау» до писателей Макса Фриша и Фридриха Дюрренматта — на каждого была заведена специальная учетная карта.

С ними стало возможно познакомиться, хотя некоторые сведения (например, дата поступления информации) зачернены, чтобы нельзя было вычислить информатора. Некоторые из записей сделались чуть ли не крылатыми фразами. Скажем, некий доносчик сообщал об одной феминистке: «Вечерами пьет пиво».

Подозрительно, не правда ли? Все меняется. Что раньше считалось неприкосновенным, сходило с рук, теперь ташат на суд общественности, даже высмеивают.

Это смущает умы. Правда, и только.

Политикам и высшим чиновникам пока не приходится слишком уж сильно опасаться за собственную карьеру.